— Он начал набирать в поисковике при мне что-то, и я вижу, как там появилась (мама выдыхает то, что не может произнести) ну, фраза с матом. И я так растерялась. И сделала вид, что ничего не заметила. Я не знаю, как говорить обо всем этом, и что говорить.
— Как-то сын пришел и спросил: «А как появляются дети?» Я ему: «Спроси у папы». А папа у нас такой, отвечает: «Будешь хорошо учиться, в школе расскажут».
Каждый день перед тренингом в школе я разговариваю с одной-двумя мамами. Я веду занятия у старших, поэтому каждый день вижу как бы две стороны: честные ответы учеников 5-11 классов на мои вопросы и представления их мам.
И что-то не сходится. И ужасно хочется каким-то волшебным образом свести в одной точке то и другое, показав мамам, что на самом деле знают, понимают, сто раз видели и даже сто раз пробовали их дети. Показав детям, какие слова их мамы и папы совершенно не могут произносить вслух. И даже иногда про себя. Познакомить их, что ли.
«Моя еще ничего не знает ни о сексе, ни о наркотиках». «Мой совсем не интересуется ничем подобным, и если бы не эти его ужасные одноклассники…». «Я не знаю, как поговорить, может быть еще рано? Но тогда они же узнают все от друзей, и, наверное, в каком-то ужасном виде». «Я не знаю, что делать с этим интернетом, у него зависимость, он так сопротивляется, когда я пытаюсь отобрать телефон или отвлечь его». «Они все просто свихнулись на своих соцсетях, играх и ютубе». «Надо как-то вытаскивать ее оттуда».
Всё они знают. Все четвероклассники знают всё. Пятиклассники знают всё и еще много всего, чего и мы не знаем, в придачу.
Саботаж родительского сознания, вот что происходит с нами. Что мы не хотим видеть, признавать и принимать:
Что ребенок младше 10 лет (а иногда и младше 13 лет) знает не только, откуда берутся дети, но и видел порноролики, знает, кто такие педофилы, сексуальные маньяки, весь список отборного мата, включая вариации. И уж конечно знает, что есть гетеро- и гомо-, садо- и мазо-, месячные и эякуляция, пенисы и вагины. И, конечно, они называют это другими словами.
Что ребенок 15-18 лет не просто знает, чем мет отличается от фена, но через одного пробовал и то и другое. А траву пробовали все. А лсд – один из трех. А спиды, а гашиш…
И что этот самый ребенок – мой. Твой. Ваш.
И что мы ничего не замечаем, не знаем, да и не хотим ни заметить, ни узнать.
Потому что мы не знаем, что делать с правдой.
А еще мы не сможем обсудить это друг с другом, потому что нам стыдно, если наши дети не ангелы. Мы хотим постить в соцсетях их грамоты, медали и розовые банты и белые крылья. Остальное прячем.
А уж как работает эта система саботажа в сознании! И «я бы заметила», и «это бы сказалось на его внешности или поведении». И «поговорю попозже». И «ну со мной никто из родителей это не обсуждал, и ничего страшного». И даже «а куда смотрит школа!»
Может быть, дело вообще не в том, как нам, родителям, рассказать что-то, смущающее нас, своим детям? Нет, ну серьезно. А что мы хотим рассказать? Строение половых органов? Ну, можно обойтись и без этого. О венерических заболеваниях? Или о способах предохранения? Так это и вправду вряд ли актуально класса до девятого, а там уже взрослый ребенок ответит: «Ну мама, ну ты о чем вообще? Я все знаю».
Мне кажется, что главная наша задача в этой сфере «неудобных разговоров» — не донести какую-то информацию, а просто дать понять: «Я знаю, что ты знаешь». Чтобы ребенок знал, что мы знаем, что он знает. Чтобы мы знали, что дети знают, что мы знаем, что они знают.
Дать понять это можно вскользь. Не шарахаясь от неудобных тем, слов, видеороликов, песен. Пусть подросток (мы говорим сейчас о возрасте 10-12 лет и старше) услышит, что у вас на компе или телефоне играет любая из песен современных рэперов с матом. Пусть.
Пусть вы не попросите его отвернуться во время эротической сцены в кинофильме. Произнесите при нем в разговоре с кем-то все эти слова-табу: секс, презерватив, предохранение, гонорея, гей, лесбиянка, марихуана, колеса. Совершенно спокойно, без эмоциональной окраски. Как само собой разумеющееся.
Тогда ребенок сможет произнести их при вас.
Но он никогда не сделает это, если не прекратить эту дурацкую, неэффективную игру в воспитание.
Родители, действительно, думают, что если они скажут слово «наркотики» без обязательного повышения голоса, устрашения и эмоциональной лекции «как это страшно и опасно», то они совершат преступление. А еще они, вправду, думают, что ребенка можно убедить не пробовать словами «это опасно, это ужасно, это вредно».
Но нет.
Все, что делают родители – не работает. Оно только вредит, потому что блокирует возможность доверительного разговора.
Поэтому предлагаю вот такой революционный алгоритм общения с подростком:
1. Начинаем говорить все «неудобные» слова самим ровно тем же тоном, каким мы произносим их в разговоре со взрослыми друзьями.
2. Не отворачиваемся, не сбегаем и не реагируем негативно, когда видим на девайсе ребенка или слышим от него то, что нам не нравится. Держим лицо и задаем спокойным тоном вопросы, лишенные «воспитательной» функции.
3. Делимся своим опытом. Рассказываем, что пробовали мы, что мы делали и не делали. Нет, это не подаст дурной пример. Это даст возможность ребенку сказать нам правду о себе и своих друзьях.
4. Благодарим за любую откровенность. Даже если хочется визжать от ужаса и возмущения. Выдыхаем. Говорим спасибо, что поделился. Берем паузу и приходим в себя. Во время этой паузы думаем не о том, как это ужасно, а о том, какая наша реакция будет реально эффективной. Ни крики, ни запугивания, ни угрозы, ни взывания к совести могут не сработать. И столкнувшись с такой реакцией на правду, ребенок сделает один простой вывод.
5. Вникаем и интересуемся. Тратим время и силы на совместные просмотры интересных ребенку роликов, чтение интересных ему пабликов, прослушивание его любимой музыки. И просим «подкинуть еще».
6. Общаемся с его или ее друзьями. Так же спокойно и откровенно. Вы быстро станете «классной мамой», с которой можно поговорить честно.
7. «На шаг впереди». Это совсем революционно может прозвучать, но, возможно, лучше, если вы произнесете эти слова раньше, чем он или она услышат их в школе или в интернете. Нет, серьезно, а чем это плохо?
Лия Шарова, руководитель «Стоп Угрозы».